Сергей Лебедев. "Человек я насквозь русский". Фрагменты книгиГлава 1. Детство ПафнутияСватовство корнета |
|
«Пускай ты выпита другим, Судьба отставного корнета, пожалуй, не особо баловала. Ветер фортуны не дул в его паруса. Родился под закат екатерининского царствования 13 мая 1789 года. На службу по гражданской части в Тульское губернское правление поступил губернским регистратором в неполные семнадцать лет. Писарь – он писарь и есть. Наконец, в свои двадцать лет получил свой первый классный чин коллежского регистратора. 14 августа 1812 года был переименован в чин корнета Первого Тульского Конно-казачьего полка, прикрывавшего от французов коммуникации к Туле и Калуге. Этот полк по предписанию фельдмаршала М.И.Кутузова от 10 сентября 1812 года был вытребован к действующей армии и вскоре был уже в деле. Сшибки с неприятелем в составе летучих отрядов под Юхновом и Вязьмой, встречный бой за Малоярославец, сожженный французами до тла, упорный бой под Вязьмой, наконец, сражение у Красного стали для Льва Павловича боевым крещением. С отличным усердием и точностью выполнял все возложенные на него поручения. От начальников лихой рубака и весельчак в Заграничном походе получал предписания на самые опасные предприятия, чью похвалу заслужил особенной храбростью, мужеством и неустрашимостью. Ни дальние рейды, ни яростные лобовые сшибки с неприятелем не страшили его. Ибо он прекрасно знал: там, под Москвой, в окруженной со всех сторон густыми лесами усадьбе с удивительным названием Окатово, здравствует, молится за него и его ждет миловидная барышня Аграфена Ивановна, каждый день божий долго и слезно заглядывающаяся на багряный закат… На гусарском мундире его теперь красовался орден св. Анны четвертой степени, торжественно врученный ему полковым командиром 22 января 1814 года. А за взятие Парижа 18 марта 1814 года он был награжден аннинским оружием с именной грамотой государя, что, помнится, до 1815 года приравнивалось к третьей степени того же ордена. Он очень гордился тем, что аннинское оружие в те дни получил из рук. «Кавалер двух Анн и барышни на сердце» – в шутку говорили о нем офицеры – однополчане. Но 22 января 1814 года последовал высочайший указ о расформировании Тульского ополчения, эскадрон, полусотней которого командовал Лев Павлович, был присоединен к гусарской бригаде полковника Дениса Давыдова, а годом позже, 15 декабря того же года, прикомандированный к гусарам Лев Павлович был уволен в отставку с тем же чином корнета подчистую… Пока что чин его невелик. Ведь службу воинскую он – как поступил, так и закончил – корнетом. В то время как другие сослуживцы уже поручики или штабс-капитаны, но, видно, его смелые партизанские поиски ему не простили. Партизан армейское начальство по службе, как правило, не продвигало. Кроме того, бравый корнет слыл в начальстве заводным дуэлянтом. Щелкунам и задирам спускать чего в вопросах чести, ясное дело, не след! Однако он молод еще. И послужить успеет. Ведь как ни смотри – ему нет тридцати годков. И будущее представляется прекрасным! Дед его, Петр Чебышев, при графе Остермане, получил патент Государственной военной коллегии на чин подпоручика, данный 18 апреля 1735 года; отец же, Павел Чебышев, – патент от 10 октября 1764 года за именной подписью Екатерины Второй о пожаловании его при отставке из сержантов гвардии в подпоручики. Павел Петрович часто показывал супруге своей Елизавете Петровне и детям жалованный большой медальон – награду императрицы гвардейцам, возводившим ее на российский престол. Внутри медальона, размером в ладонь, размещался миниатюрный портрет бравого гвардейца в парадном одеянии, выполненный маслом кистью неизвестного, возможно, даже крепостного художника. Исключительно тонкая работа. Словом, он, корнет Лев Чебышев, в полку – просто Левушка, недалеко уплыл от своих боевых предков. «Теперь важно, – так поучает его Павел Петрович, родитель сердитый, – получить первый обер-офицерский чин, пока дети не родились. Тогда дворянство не уронишь и в древние благородные дворянские рода попадешь. А так из 6-й части в 3-ю дворянской родословной книги в один присест слетишь!». …Впрочем, в жизни Льва Павловича случатся потом и другие награды; пробыв 15 лет в отставке, он в 1830 году начнет службу по дворянским выборам: 12 лет подряд – депутатом и 9 лет – уездным предводителем. За безупречную службу «по внутреннему управлению дворянского общества» в 1839 году – орден св. Владимира четвертой степени, а уже в 1848 году – орден св. Анны второй степени. Получив в 1809 году чин 14 класса, Лев Павлович останется в нем до 1841 года, пока не был произведен в титулярные советники, что соответствовало 9 классу Табели о рангах. Движение его в чинах по ранговой лестнице будет крайне неравномерным и, видимо, не очень успешным. Но все это случится потом, много лет спустя. А пока отставной корнет на рысях через столько лет въезжает в усадьбу Окатово с мыслями о своей любимой, сопровождаемый своим неутомимым денщиком Савельичем, который у крыльца привычно спрыгивает первым с лошади и уверенно берет барскую лошадь под уздцы, прислуживая своему военачальнику. И делает это все на загляденье справно, выверено, точно, по-казацки лихо. «Ладно подъехали», – сказал сам себе Савельич и будто залюбовался собой. Отставной корнет молча подтягивал амуницию. -Что встал, как вкопанный? Как смотрюсь? – одернул гарцевавшего денщика барин. -Дюже справен, ваше благородие, – услужливо ответил денщик, наклоняясь и стряхивая дорожную пыль бархоткой с сапог барина. …Накануне отставной корнет, чтобы развеять тоску, непрерывно в течение трех часов палил из пистолетов по склянкам, а Савельич тут же их перезаряжал. Барин злился весьма: «Ниточка, она о двух концах бывает. Каким концом в иголечье ушко вставить, один бог ведает, пока в тугой узел не завяжешь! Так, да так, а не так, не эдак! Или не понимает она, благородная девица Познякова, что я ей, поди ж, большую честь делаю сватовством своим. Кому сказать: мимо меня, ее жениха, поклонницы валом валят. А может, то случайно?». Отставной корнет запыхтел и заворочал глазами свирепо. Соперников в амурных делах гусар не терпел. На глаза попался Савельич. И много чего ему хотелось сказать, но не говорилось. Все плывет и колеблется, резко сменяется одно другим перед глазами его. Сама вот эта земля стремительно несется возле солнца, как над горящим лесом пискливый комар. Нет в пространстве ни десятилетий, ни столетий. Но земля зажата сама в себе, как тюремный пленник; по ее поверхности течет Истья-река, и каждый поворот земли по спирали времени вокруг солнца и заодно с солнцем знаменует для человека год. Прошло два длинных человеческих года, прошло почти ничто. С того самого дня, как он с победой вернулся из Парижа и увидел ее, милую Аграфену Ивановну! А теперь вот человеческим сердцем-вещуном чует неладное: будто встреча с ней радостная или роковая? Но за два эти года непокорная Истья-река дважды устало сбрасывала с себя ледяную кору, а за время то в окатовском барском доме случалось разное. …На берегу реки полыхал огромный костер. Рыба ловилась из рук вон плохо. Глупая луна серебрила тонкую тропинку на воде, а барский дом стоял под луной весь, как есть, голубой. Милый дом! Как тихо и печально! Какой мрак кромешный висит над лесом. Савельич плюнул и выругался вдруг: -Рыбалка не задалась, барин. Ни хвоста не узреть. Потемки: черт голову сломит. Карась хитрит – не идет на свет. Да и трубку я, как на грех, забыл. -Окстись, Савельич. Не лайся, чертяка! Не гневи бога. Гляди, красота-то, какая вокруг! – ожег денщика молодой барин. – Хлебни вот наливочку лучше. Сладкая-пресладкая! Невеста варила. Наливка взаправду была густа, как медвежья кровь, и вкусна, как спелая вишня. Прикладываясь, Савельич быстро пьянел… Утром, глядя на опухшее лицо денщика, барин невольно улыбается. -Сходил бы в церковь, Савельич, что ли, – деликатно говорит денщику барин. -Возьму и схожу как-то, – ворчливо отвечает казак. – Вот только в баню схожу, барин. Попарюсь, чтоб веник от жару затрещал. Фу! Неумойкой в храм божий не ходят… «Через месяц, помнится, обещался жениться. Аж апрель месяц пошел, – считает вечером уже оставшиеся до свадьбы дни Лев Павлович. – А что делать с настырным соперником? Послать вызов и застрелить на дуэли? Однако смерть обидчика перед венчанием – плохая примета. Глупо и по-мальчишески. Да и соседи осудят, а с ними жить! Надо поделикатнее как-то». -Савельич, готовь ко сну. Разувается громко. Сапог из великолепной кожи ударяется в пол одной из лучших гостиниц уездного Боровска. Одежду денщик стаскивает с усталого барина привычным движением. Лев Павлович гыкнул и, перекрестившись на образа, лег в постель. -Покойной ночи, барин! -Спи с богом, чертяка! …А все, видит бог, начиналось так безоблачно. Тогда, на пути в Окатово, он важно поднял палец и погрозил Савельичу, когда тот замешкался с лошадьми. А ехать к невесте ужас, как хотелось. Прекрасная весенняя погода, это уже хорошо. Но предстоит встреча с любимой, большая удача. Он думает о ней, об окатовской барышне, недавно еще совсем девочке. С тех пор он не изменился, не правда ли? Он только повеселел. А она еще похорошела. Кто сказал, что он возгордился, стал самодоволен и даже потолстел? Это где-то в обществе – от нечего делать – сказал кузен Давыдов или другой кузен – Ермолов? Что он как бы раздулся, стал выше ростом и раздался в плечах? Ах, эти светские любители сплетен, эпиграмм и каламбуров! Почему это сказали? И кто смел это сказать? Важно ли это? Никто этого, может быть, даже и не говорил. Тем боле ему, прямо в глаза, рискуя встать на дистанцию пистолета или отведать острие его шпаги. Мало найдется охотников! Не так ли? Он все тот же. И никакой другой. Все идет прекрасно, отставной корнет не чувствует ничего дурного, не правда ли? Наконец, лошади готовы. Он усмехается. Ему хочется шутить. Лев Павлович смотрит на Савельича. Денщик поет в пути безобразным охрипшим голосом народную песню. Видно, как водится, выпил на дорожку. -Трогай, Савельич, трогай, – шепчет он казаку. – Впереди – счастье. Савельич верит ему. Савельич не возражает… Отставной корнет думает о барышне всю дорогу. О своей невесте, Прекрасной Даме с полотен европейских живописцев. Она была для него Мадонной Мурильо. И вот она, живая, сидела в мягком кресле перед ним настоящей Мадонной Мурильо в одной из зал барского дома. Когда он возбужденный ворвался в залу, Аграфена Ивановна, верная себе, музицировала на пианино, а потому полуоткрыла рот и улыбнулась. И только махнула рукой жениху. И отставной корнет, довольный даже этим робким знаком, устремился к ней и горячо целовал ее руки и плечи. Горячность его несколько смутила и растрогала барышню. Аграфена Ивановна провела своей рукой по его растрепанным волосам, а ему подумалось, что так ласкают, похоже, своих неутомимых косарей, кузнецов и прочих молодцов молодые калужские крестьянки, где-нибудь под луной, на мягком сеновале, приправляя каждый свой горячий поцелуй глотком остывшего молока из глиняного горшка. И внезапно Лев Павлович понял, что его место здесь, рядом с этой миловидной барышней, что он должен остаться у нее навсегда, и этот старый барский дом должен стать его домом. Но отставной корнет еще не знал и не мог знать, что за время, пока тот объезжал свои разбросанные по трем губерниям имения, у славной окатовской барышни, его невесты, появился постоянный воздыхатель, поклонник, а у него – достойный соперник. Им оказался поручик лейб-гвардии Гусарского полка Петр Петрович Каверин, питерский знакомец Льва Павловича. В столице он был близок младшему Пушкину, Грибоедову, князю Вяземскому, прилежно учился в Московском и Геттингенском университете, воевал с Наполеоном, много скучал, кутил, играл, волочился за дамами. Это о нем однажды написал Пушкин: «В нем пунша и войны кипит всегдашний жар». Бретер и кутила, Каверин был истым гусаром и имел определенный успех у женщин. Тем более, что в светской беседе образованный поручик мог кого угодно заговорить. С того прекрасного дня, когда лейб-гвардии Гусарский полк расквартировался у уездного Боровска, молодой офицер зачастил на чай к очаровательной и одинокой Аграфене Ивановне. Скучающая барышня, правда, не отталкивала его, но и не приближала, будучи уже помолвлена с другим. Блестящее общество его, впрочем, льстило ее самолюбию. Казалось, она задумывалась о чем-то, а может, просто жалела знакомца своего жениха. Соседям же подобное поведение Каверина представлялось безобидным флиртом. Поручик впервые увидел «окатовскую затворницу» в церкви, чей камень еще не успел обветшать. Во время службы ему представилось, что она уже сидит на облачке перед ликом Спасителя. Сердце его вздрогнуло, когда он заметил, что девушка похожа на ангела. Красавица дрожала. Она молилась ликам святых, стоя на коленях, у самого входа, стыдливо опустив голову. Барышня потом поднялась и внимательно слушала пение в церкви. Аграфена Ивановна крестилась, низко и смиренно преклонялась перед алтарем, макала три пальца в кропильницу, окропляла себе лоб, губы, прелестную грудь и после благословения священника, приложившись к его руке, уходила, ни на кого не глядя. «Но как эта барышня дрожит от наслаждения, даже молясь!» – подумал гусарский поручик и затянул одну из своих любимых песен. На другой день он уже представлялся красавице в ее окатовском доме, нанеся Аграфене Ивановне неожиданный визит… И вот они оба – корнет и поручик – два бравых гусара приглашены на ужин в Окатово. Беседа старых знакомцев по Питеру и Заграничному походу была долгая и дружеская. Аграфена Ивановна любезно представила своему новому знакомцу отставного корнета как своего жениха и рассказала об их давней помолвке. Лев Павлович расспрашивал подробно Петра Павловича о здоровье их общих знакомых, о столичных салонах, свежих придворных сплетнях, о предстоящем его переводе из гвардии в Павлоградский гусарский полк, но уже майором, наконец, о столичных сочинителях и изящной словесности. Потом он велел Савельичу принести походную гитару и под собственный аккомпанемент вдохновенно пропел невесте песню на стихи его кузена: Бывали
ль
вы
в
стране
чудес, И что ей наш земной восторг, Из-под ресниц ее густых Барышня улыбалась. Было заметно, что слова песни запали ей в душу: -Как ваш добрый кузен Денис Васильевич соизволил назвать эту милую песню? -Давыдов в списках назвал ее ласково и по-гусарски трогательно: «Душенька», – пояснил Лев Павлович. Поручик в свою очередь пообещал исполнить что-то веселое, но чуть позже и на пианино. Аграфена Ивановна не замедлила пригласить офицеров за стол. На приготовление стольких блюд по меньшей мере ушло полдня. Признаться, давно Лев Павлович не ел так много и так долго. Под конец трапезы было много смеха, изящных анекдотов. Казалось, два гусара состязались в учтивости и любезности. За столом, кроме горничной, в этот раз офицерам прислуживал Савельич. Казак знал толк в гусарских обычаях и их шумное веселье было ему не в новинку. Словом, отставному корнету и здесь он был необыкновенно полезен. Он иногда щурил веки, вежливо кланялся, с полуслова за чем-то бежал, торопясь услужить, но никак не мог оторвать своих лукавых глаз от густой черно-синей бороды гусар-ского поручика, пожалуй, никто не узнал бы по его смиренному виду, что он такое задумал. Лев Павлович несколько проигрывал в беседе начитанному поручику. Иначе не могло быть. В словесном поединке выпускник двух университетов, сокурсник братьев Тургеневых изначально должен был быть определенно на высоте. Петр Павлович был приятный собеседник и тем определенно нравился Аграфене Ивановне. Но это почему-то радовало отставного корнета. Может быть, оттого, что в этот вечер Лев Павлович был в приподнятом настроении и потому многое не замечал, а если и замечал, то все прощал. Веселье переполняло его. Он сидел возле своей невесты, напротив гусарского поручика, ел, пил, поднимал тосты, был несколько развязан, когда, подойдя сзади, гладил ее по плечам и по спине, навивал себе на палец золотистые колечки ее волос и говорил ей на ухо всякий любовный вздор, как человек, обуреваемый страстью. От этих сладких слов и от шампанского у барышни слегка закружилась голова. Зачем он флиртовал? Казалось, он разжигал ревность своего соперника. Синяя Борода, как звали в полку поручика Каверина, похоже, сжался весь в комок и определенно ждал, что же будет дальше. Он не мог не видеть, что отставной корнет дразнит его. Если не дуэлью, так чем же могло закончиться это противоборство? Мгновенье близилось. Развязка была близка. Смеркалось. Аграфена Ивановна приказала слугам зажечь свечи. Отставной корнет рассказал веселый анекдот и теперь молчал. Чтобы как-то заполнить паузу Аграфена Ивановна показала свои рисунки, писанные маслом, и музицировала на пианино, в ожидании обещанной песни поручика. Не обращая внимания на присутствие в зале Льва Павловича, Каверин принялся не только восхищаться талантами хозяйки дома, но и громко расхваливать ее прелести. При этом он стал обеими руками расчесывать свою бороду и мурлыкать, как кот. Поведение поручика теперь представлялось отставному корнету совсем неприличным. Он едва сдерживал себя. Наконец, он встал, отодвинул кресло к камину и принялся взад-вперед ходить по зале. Когда же невеста его убрала руки с клавиш пианино, а поручик допел последние слова из песни его кузена «Вечер в июне», он захлопал в ладоши, подпевая ему: Луна во всей красе плыла на высоту, Но теперь лицо Льва Павловича приобрело сладко-кислое выражение. Он снова сел за стол, попросил налить чаю. А затем обратился к невесте с другой, малозначительной просьбой. -Милая Аграфена Ивановна, в зале несколько душно. Не прикажете ли моему денщику открыть окно? – спросил он. – Во дворе такая прохлада. Уж больно ночь хороша! Хозяйка соизволила приказать. Отставной корнет кликнул Савельича, и тот, как можно скорее и проворнее, распахнул ближайшее к столу окно. Затем казак ловко выглянул наружу и еле слышно присвистнул, будто канарейка пискнула тихонько со сна. После чего остановился в тени от света. В освещенную залу неожиданно влетел летучий мышь. Самый обычный лесной нетопырь, каких немало в Калужской губернии. Он метнулся под потолком, коснулся крыльями одной из горящих свечей за столом, закричал от боли, как маленький ребенок, и гулко ударился головой о стену. Аграфена Ивановна в первый миг оторопела, затем отпрянула от пианино и в испуге забралась на диван, крепко обнимая и прячась за спокойно сидящего рядом жениха. Придерживая руками свои золотистые волосы, она отчаянно закричала: -Прогоните этого зверя, ради бога! Я боюсь! -Не бойся, милая, нетопырь сам улетит, – успокаивал невесту отставной корнет, целуя ее щеки. Но Каверин не желал ждать. Храбрый поручик набросился на нетопыря со страшной бранью, не для дамских ушей. Нетопырь, напрасно искавший окно, чтобы поскорее вылететь в лес, завис в воздухе, потом метнулся прямо в лицо поручика и насмерть впился ему в бороду. Поручик вскрикнул от ужаса. На крик его прибежал расторопный Савельич, но и ему не удалось освободить Каверина от нетопыря, который, похоже, серьезно запутался в пышной черной бороде поручика. Тут уже бравый поручик запросил у отставного корнета помощи. Но Савельич теперь только улыбался. А звонко и от души смеялся отставной корнет. Уж больно история с нетопырем в бороде поручика всем показалась курьезной. Наконец засмеялась и барышня. Происшедшее представилось ей страшно забавным: ведь застряв в гусарской бороде, нетопырь чуть слышно попискивал и уже не был опасен. Аграфена Ивановна слезла с дивана и повисла на шее у Льва Павловича. Их губы слились в горячем и долгом поцелуе. Это уже не был поцелуй жениха и невесты. На глазах у поручика Каверина создавалась новая дворянская семья. Лев Павлович вдохновенно смотрел на миловидную барышню и нежно гладил руку своей избранницы. -Поручик, вот незадача! Единственный выход – долой синюю бороду! – спокойно сказал Лев Павлович. -Но кто? Как? – испуганно и в то же время с нескрываемым облегчением вскричал его соперник. -Петр Павлович, брадобрей и цирюльник всегда при мне! – объявил обществу отставной корнет. Он жестом подозвал к себе Савельича и велел ему пулей бежать за ножницами, мылом и бритвой. Вернувшись, денщик любезно попросил поручика сесть перед большим зеркалом на стул. И сразу же приступил к делу. Смело забрал нетопыря, вместе с синей бородой, в левую руку, а правой – умело остриг бороду ножницами. Черно-синий хохол с пищащим и недовольным нетопырем он резко выбросил в открытое окно подальше во двор. И все разом невольно вздохнули. И глубже всех испуганная Аграфена Ивановна. И все-таки ей было грустно. Ее самый горячий и светский воздыхатель, гвардейский поручик, был побежден, посрамлен, уничтожен! И кем – лесным нетопырем! Всему приходит конец. Пришел конец унижениям Синей Бороды, бретера и кутилы, остряка и ловеласа. -Намылить и побрить скорее! Шевелись, чертяка! – скомандовал Савельичу Лев Павлович. Растерянный поручик не сопротивлялся. А денщик уже славно намылил лицо поручика и начал его тщательно брить. Но вот Петр Павлович болезненно вскрикнул, но Савельич его ласково успокоил. Кончив дело, денщик спрятал бритву и аккуратно обмыл поручику лицо. Каверин встал и дотронулся до своего лица, щедро украшенного, будто дамскими мушками, тремя большими бородавками. Он состроил гримасу и по-глядел на предмет своего поклонения. Но та, закрыв прелестные глаза свои от подобного ужаса, со слезами прильнула всем телом к своему жениху. И при этом нежно погладила его по ровному, тщательно выбритому лицу, потрогала за бакенбарды и с чувством поцеловала в лоб. -Господи, Левчик, как ты хорош, – в заключение сказала она, растягивая слова, и прибавила шепотом: – Милый! Поручик заторопился откланяться и быстро ушел, сославшись на службу и какие-то срочные маневры… Лев Павлович, сияя от счастья, совсем осмелел и посадил миловидную барышню к себе на колени и велел позаботиться Савельичу, чтобы всей дворне нашли вина. Хозяйка не возражала. Утром хитроумный Савельич несколько раз пересчитывал монеты в своем кошельке: теперь их стало пять, включая вчерашние дары счастливого барина. Отставной корнет был великодушен. Он от души простил невесте ее мимолетное увлечение гусарским поручиком. Было и прошло. Ибо совсем безупречных смертных на свете не бывает. Так учит церковь, что блюдет чистоту нравов среди многогрешных мирян. Так подсказывает ему сердце-вещун, которое хочет любить и прощать. …Лев Павлович решительно означил дату венчания. Местный священник охотно согласился. Селяне ожидали господскую свадьбу как большой праздник. Отставной корнет знал, что все будет хорошо. Иначе и быть не могло. Он искренне верил в это. Снова и снова он произносил веселые стихи кузена: Нет, братцы, нет! Полусолдат «Ба! Набросаю письмо Денису Васильевичу в Москву. Приглашу на свадьбу. Кузен не откажет. А на свадьбе будет свой генерал да еще какой! Не все ж ему конной бригадой командовать!» – вдруг размечтался Лев Павлович. >> Продолжение: "Сладкий подарок" >> Хотите приобрести книгу? Пишите: chebishev@narod.ru © С.Л.Лебедев |
