ГЕРБ ДВОРЯН ЧЕБЫШЕВЫХ: АМБИЦИИ ИЛИ НОСТАЛЬГИЯ (ИСТОРИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ)
«Он посмотрел на себя, отошёл – и тотчас забыл, каков он»
От Иакова Гл.1, 24.
«Ибо, как тело без духа мертво, так и вера мертва без дел великих»
От Иакова Гл.2, 26.
Мысль, река и древо – они подобны друг другу. Недаром летописцы в своих трудах говорили ёмко и веско о «мысленном древе». Не только в могучих стволах деревьев, но и в каждом зыбком стебле текут непрерывные реки, и любой живой лист, сорванный с ветви, напоминает карту человеческой мысли, и всякий корень охватывает землю, и все реки текут, разветвляясь…
В летописях народ веками обсуждал свою историю, перечисляя имена князей, чаще – бояр, иерархов церкви, тысяцких и посадников, иногда купцов, совсем редко – художников и зодчих.
Легко историческому романисту – он может многое додумать, дать волю фантазии; биографу домысел такого рода – вещь противопоказанная, для него главный путь исторического исследования – летописное многоголосье.
Сколько у Чебышева в юности было родственников – близких, дальних; сколько ещё будет их прибавляться с годами со всеми сложными и несложными степенями родства. Как не просто ему будет не заплутать в ответвлениях родословного своего древа. Со всеми родственниками гостеприимные Чебышевы будут знаться, помогать, продвигать, заступаться за них, как это повелось испокон веков.
Чебышев любил повторять слова отца: «Родная кровь – это святое». Это острое чувство семьи, чувство породы своей, родовое чутьё было одним из первых его жизненных ощущений. Отсюда гордость за себя и свой род, редкое самолюбие учёного, независимость в своих мнениях и суждениях, стремление открывать всё новые горизонты в науке.
Что же касается генеалогических исследований, то тут ему придётся извлечь на свет клубок, скатившийся со временем из разнопрядных не всегда прочно увязанных нитей.
Дворянский род Чебышевых, происходящий из Серпейска и документально известный с начала XVI века, в следующем столетии разделился на четыре ветви, сообщения о которых впоследствии находим в 6-й части дворянской родословной книги по Тульской, Орловской, Калужской и Смоленской губернии (куда заносились лишь древние благородные дворянские рода). Известно, что великий русский математик П.Л.Чебышев (2-я ветвь) проявлял живой интерес к истории России и своего рода.
К проблеме происхождения своего рода Пафнутий Львович относился с характерной ему щепетильностью и тщательностью. Его мало устраивало скупое указание из «Бархатной книги» Н.И.Новикова, вышедшей в 1787 году, на то, что на стр. 398 под номером 487 встречается следующая родословная запись: «Чебышевы название приняли от предка их, Чабыш называемого». Сама по себе эта запись, по мнению В.Е.Прудникова, уже «свидетельствовала о принадлежности предков Чебышевых к одному из племён, населявших в далёком прошлом восточную и юго-восточную части России».
Излишняя эмоциональность учёного в генеалогических исследованиях объясняется тем, что ему, человеку педантичному и строгому в решении неординарных математических задач, подчас не удавалось при известной скудности и противоречивости родословных сведений выявить главные устойчивые связи «родового древа» и доказать в полной мере свои знатные корни.
В настоящее время сохранились для потомков принадлежащие ему часы с изображением родового герба. Этот герб не только имеет сходство с проектом, поданным на утверждение одним из его родственников полковником Д.С.Чебышевым (из 3-й ветви рода) в 1855 году, но изготовлен с учётом замечаний, сделанных в Департаменте герольдии и касающихся изъятия элементов государственного российского герба. По всей видимости, Пафнутий Львович, состоящий на государственной службе в чине действительного тайного советника, имел возможность не только знакомиться с материалами Герольдии, но тем или иным образом реагировать на принятие решения. Исходя из этого, можно понять, что он хотел «пробить», ходя по инстанциям Департамента Герольдии. Оставшийся неутверждённым, герб П.Л.Чебышева имеет примечательное отличие – княжескую мантию. В семье рассказывали, что Пафнутий Львович якобы «отказался от герба без горностаевой мантии, почему герб и не попал в „Общий гербовник дворянских родов"». Отсутствие мантии, традиционного облачения монарха, как вариант, княжеской, по его мнению, «умаляло знатность его рода».
Объяснение этому элементу находим в семейной легенде, дошедшей в устной передаче через племянника академика, Льва Петровича Чебышева, и опубликованной племянницей последнего К.В.Чебышевой: «род Чебышевых произошёл от предка по прозвищу Чабыш, хана или царевича, погибшего в Куликовской битве». Более подробно версию своего деда озвучил его внук и мой отец Лев Максимилианович Чебышев-Лебедев: «их родоначальник выехал из Большой Орды на службу ко двору великого князя Дмитрия Ивановича Донского, крестился под именем Ивана и служил воеводой на восточных и юго-восточных рубежах Московской Руси». В дополнение к этому рассказывалось, что «в составе посольства великокняжеского денежника Ивана Фрязина в Рим за невестой Ивана III Софьей Палеолог был дьяк или боярин Чабыш».
Пролить свет на возникновение этих легенд позволяют материалы XVII-XVIII вв.
В соответствии с государевым указом царя Фёдора Алексеевича от 1682 года, для составления родословных книг в 1686 году Чебышевы подали в Палату родословных дел Разрядного приказа свою родословную роспись. Всего в 1682 и 1685-1688гг. родословные поступили от представителей около 560 родов, в основном, столичного дворянства. На основании этих родословных и была составлена книга, получившая позднее наименование «Бархатной».
Можно с достаточной уверенностью утверждать, кто именно из Чебышевых в то далёкое время проводил генеалогические розыски. Среди пятерых представителей рода, подписавших родословную 1686 года, был «Охтырский воевода стольник Семён Обросимов сын Чебышов», большой любитель исторических знаний.
По списку (наиболее близкому к оригиналу) родословная легенда гласит следующее:
«Род Чебышевых:
У Андрея Серкиза были два сына Фёдор бездетен, да Фёдор Старко. А у Фёдора сын Иван. А у Ивана дети Александр да Алексей. А у Александра сын Иван Никон бездетен, а у Алексея дети Иван Чабыш да Василий. У Василья же сын Фёдор. У Фёдора дети Иван Бородавица да Михайло. А у Ивана Алексеевича Чебыша сын Александр Иванович Чебышев...»
Источником этой легенды является известный боярский род князей Старковых-Серкизовых, при Иване Грозном или в Смутное время угасший или захудавший, но внесённый в «Бархатную книгу».
Вместе с тем, по мнению кандидата исторических наук Н.В.Лопатина, сам князь Иван Алексеевич Старков – Чебыш (который, согласно росписи, поданной дворянами Чебышевыми в Разряд в 1686 году и известной по ряду копий XVIII века, является их родоначальником), по документальным источникам, мужского потомства не оставил и «в явном виде» такого прозвища не имел. С одной стороны, это утверждение можно было бы принять на веру как исходное и разрушить тем самым – как недостоверную – связку родов Старковых и Чебышевых. Но с другой стороны, нельзя полностью отвергать версию о том, что боярский род князей Старковых имел ответвление на Чебышевых хотя бы женской линии: Александр Иванович Чебышев мог быть сыном сестры (родичем) князя Ивана Старкова (или любым иным лицом), им усыновлённым. Подобная практика в XV-XVI веке имела место. Однако титул в этом случае передан быть не может по законам тех лет. Стоит принять этот довод как одно из возможных объяснений. Не будем теперь строго судить Афанасия и Самойла Ивановичей, Ивана Григорьевича, а также Семёна Обросимовича (особенно пытливого в истории) и его родного брата Василия Обросимовича (вместо него руку приложил сын его Иван), подписавших чебышевскую родословную в 1686 году, три с лишним века назад. Ведь знатность, записанная в родословной легенде, в то время не могла никак повлиять на местническое повышение рода. Родословных легенд проверять было нечем, некому, да и незачем. Впрочем, знать о Старковых они могли – путём устной передачи – гораздо больше нас, современников, да и документальных обоснований у них наверняка было куда больше…
И всё-таки, поскольку устные предания XIX-ХХ вв. о происхождении Чебышевых от татарского царевича («тюркская версия») находят историческую параллель именно в полной версии родословия князей Старковых-Серкизовых, следует предполагать, что уже в XVII веке в семье существовала подобная легенда, обрастающая самыми разными подробностями на протяжении более трёх столетий. Пожалуй, уже в то время Чебышевы считали себя одной из младших ветвей этого рода.
Наверное, имеет смысл согласиться с высказыванием известной поэтессы Марины Цветаевой, однажды заявившей о Чебышевых: «Кровь русская, с примесью татарской».
Исследованием боярского рода князей Старковых, прямых потомков ордынского царевича Ивана Серкиза (как и рода своих предков-князей Карачевских), на основе архивных материалов и устных преданий, занимался в середине XX века историк Русского Зарубежья М.Д.Каратеев (1904-1978). Его подвижнический труд (по основной профессии М.Д.Каратеев – доктор химических наук) как историка-самоучки имел вполне определённую цель: прежде всего, изучение русской истории в бурный XIV век – век освобождения Руси от монголо-татарского ига. События Куликовской битвы, описанные в историческом романе писателя из Буэнос-Айреса «Богатыри проснулись», увидевшем свет в 1963 году, изложены на основе как русской, так и иностранной летописной и научно-исторической литературы, такой как «Задонщина», «Вологодская летопись», «Сказание о Мамаевом побоище», «Новгородская летопись», «Московская летопись», «Никоновская летопись», «Троицкая летопись», «Симоновская летопись», «Московский летописный свод» и т.д.
По словам историка, «все, без исключения, князья и ханы, а также многие другие действующие лица этой книги существовали в действительной жизни и выведены здесь под подлинными именами». По существу, исторический роман М.Д.Каратеева – это своего рода историческая хроника того времени, пусть в несколько романтизированной форме. Остановимся на нескольких выдержках из романа «Богатыри проснулись», непосредственно касающихся предмета нашего исследования.
«… великий князь подъехал к Переяславскому полку. Сюда воеводой был назначен Андрей Иванович, сын ордынского царевича Серкиза, – ныне московского боярина, состарившегося на службе Руси и слабого ногами, а потому оставленного Дмитрием в Москве. К своему удивлению, князь увидел теперь старика царевича в полном боевом облачении сидящим на коне, рядом с сыном.
–Не ждал тебя здесь увидеть, Иван Ахметович, – промолвил Дмитрий, подъезжая к нему. – Что, не усидел в Москве?
–Приехал, княже, – с лёгким татарским выговором ответил старик. – С сыном буду. Не обык я сидеть позади, когда другие в битву идут».
– так описывает встречу у Коломны Переяславского полка воеводы Андрея Серкиза с князем Дмитрием Донским известный русский писатель М.Каратеев, добавляя, что в Куликовской битве,
«согласно обычаю, русская рать была разбита на шесть отдельных отрядов – полков и поставлена “крестом”. В центре стоял Большой полк, на полверсты впереди – Передовой полк, двадцать тысяч бойцов, все на конях, под командой князей Ольгердовичей и братьев Всеволжских [в их числе и Переяславский отряд Андрея Серкиза]. Всю тяжесть первого удара принял Передовой полк. И Передовой полк был смят. Он откатился назад и смешался с Большим полком, стоявшим за ним».
Писатель-историк особо отмечает роль Ивана и Андрея Серкиза в решающий момент битвы и их героическую гибель:
«… сам Владимир Андреевич [Серпуховской] вскоре был окружён с небольшим числом воинов и бился из последних сил, уже не чая спасения. Казалось, – ещё минута, и татары прорвутся [к Дону], но подоспели сюда бойцы из других полков, – все, кто находился ближе. Выручая князя Владимира, сложили тут свои головы подскакавшие одними из первых московские воеводы Иван Родионович Квашня и Андрей Серкизов, сын ордынского царевича. Вскоре татар взяли в крепкое кольцо, и, полчаса спустя, все они были изрублены…
День, зачатый в крови, клонился к вечеру; чернея, длинились тени… Проехав ещё шагов двести, увидели на земле, среди нагромождения татарских трупов, иссечённые тела воевод Ивана Квашни и Андрея Серкизова. Князь Владимир Андреевич сошёл с коня, поклонился праху их земно и поцеловал покойников. Уже когда тронулись дальше, все увидели, что великий князь, отъехав в сторону, стоит, склонив непокрытую голову и глядя вниз: перед ним лежал на траве боярин Иван Ахметович. В груди старого царевича торчала татарская стрела, пробившая сердце. Лицо было спокойно и благостно».
В заключение каратеевских поисков стоит упомянуть о том, что интерес латиноамериканского автора к боярам Старковым, помимо своего рода, не случаен, ведь большинство вотчин князей Старковых, – а впоследствии и дворян Чебышевых – находились на землях всё того же Карачевского (прародиной своей Чебышевы считали древний Серпейск) и Новосильского удельных княжеств.
Интересны исследования по старковской тематике другого историка, автора известного романа «Иван III – государь всея Руси», Валерия Иоильевича Язвицкого. В основу этого произведения легли реальные события (середины XVI века) царствования как великого князя Ивана III, так и его отца – великого князя Василия Тёмного, в частности, преодоление княжеских распрей. На страницах романа читатель находит смелого и коварного царедворца Старкова, в смутное время низложения великого князя Василия Тёмного переметнувшегося к феодальной оппозиции и тем самым сохранившего за собой вотчины и должность. Со слов Н.М.Карамзина, «в числе московских заговорщиков находились боярин Иван Старков, несколько купцов, дворян, даже иноков». 12 февраля 1446 года в решающий момент борьбы за власть воевода Иван Старков отворил претенденту ворота в московский Кремль, что дало перевес партии князя Дмитрия Юрьевича Шемяки, двоюродного брата великого князя. Храбрый воевода вскоре будет раскаиваться о содеянном и дерзнёт говорить слова горькой правды жестокому временщику. Обратимся к тексту.
«– Пал ты духом, – помолчав, обратился князь Димитрий Юрьевич к Старкову, но тихо уж и с грустью… – Храбрый был человек, а ныне…
– Ныне, – с горечью подхватил Старков, – вижу, и народ и бог-то против нас, государь…».
Что же представляет из себя чебышевский герб?
Материальным источником проекта чебышевского герба при подаче в Департамент Герольдии явился, несомненно, известный им оттиск родовой печати князей Старковых, родоначальников Чебышевых. Как и у большинства дворянских родов, основой герба Чебышевых служит французский щит, разделённый на четыре поля.
Вершина щита из двух частей;
· первое поле щита: белый всадник с обнажённой саблей в правой руке на красном фоне (силуэт всадника означает царевича Ивана Серкиза, сражающегося с несметной Мамаевой ордой в составе передового полка великокняжеских войск в знаменитой Куликовской битве),
· второе поле щита: красная стена на синем фоне (фрагмент зубчатой стены означает участие документально известных Романа и Гавриила Афанасьевичей Чебышевых в героической обороне Смоленска от поляков 1609-1611гг.).
Подножие щита из двух частей;
· третье поле щита: белый крест на синем фоне (мальтийский крест ордена госпитальеров (слово «gospitalis» по-латински есть не что иное как «гость») означает миссию стольника или дьяка Ивана Алексеевича Старкова, по прозвищу Чабыш, известного дипломата Московской Руси, сопровождавшим знаменитое посольство великокняжеского денежника Ивана Фрязина в Рим в 1472г. за невестой «государя всея Руси» Ивана III Софьей Палеолог, племянницей последнего византийского императора), третье поле щита до 1855г. содержало элементы государственного герба Российской Империи, знаменующие те же исторические события, а именно, со слов Н.М.Карамзина, «принятие Иваном III по свойству с царями греческими, герба их, орла двуглавого, соединив его на своей печати с московским: то есть на одной стороне изображался орёл, а на другой всадник, попирающий дракона, с надписью: “Великий Князь, Божиею милостью Господарь всея Руси”». Ввиду резких замечаний Департамента герольдии двуглавый орёл из родового герба после 1855 года был изъят; на третьем поле его оставлен лишь мальтийский крест госпитальеров,
· четвёртое поле щита: одноглавый орёл на жёлтом фоне (знак воинской доблести – одноглавый орёл поверженного Ливонского ордена означает участие воеводы сторожевого полка Афанасия Андреевича Чебышева в штурме ливонской крепости Дерпт 28 июля 1558 года, а также в героическом Полоцком походе 1563 года времён Ивана Грозного (26 января 1564 года он погиб в известной битве с литовцами на реке Улла, несчастной для русского войска князя Петра Ивановича Шуйского)).
Однако, силуэт всадника, по одной из версий, может означать также и знаменитую победу русского оружия при Молодях 31-2 августа 1572 года: именно в результате умелого и своевременного манёвра отряда воеводы, князя Дмитрия Ивановича Старкова-Хворостинина, русское войско под началом первого воеводы, князя М.И.Воротынского, нанесло поражение намного превосходящей армии крымского хана Девлет-Гирея.
Вот как описывает драматические события битвы при Молоди известный военный историк Шефов Н.А.:
2 августа 1572 года у села Молоди (в 60 км южнее Москвы) произошло решающее сражение между крымско-турецкой армией хана Девлет-Гирея (120 тыс. чел.) и русским войском воеводы князя М.И.Воротынского (60 тыс. чел.).
К началу сражения положение русского лагеря, блокированного крымской конницей, стало критическим. В нём кончились запасы воды и продовольствия. Хан Девлет-Гирей бросил в бой основные силы. Этот день стал кульминацией битвы. Чтобы взять укрепления «гуляй-города», крымское войско нуждалось в многочисленной пехоте. Тогда Девлет-Гирей спешил своих всадников. Накал сражения дошёл до такой степени, что атакующие в ярости пытались разломать деревянные щиты руками. Несмотря на жажду и голод, защитники «гуляй-города» во главе с Д.И.Хворостининым (князь, воевода Передового полка) сражались с неослабевающим мужеством.
Дождавшись, пока все силы хана втянутся в отчаянный бой за «гуляй-город», Воротынский незаметно провёл свой Большой полк по лощине. Обойдя атакующих с фланга, он неожиданно ударил им в тыл. Одновременно из-за телег после дружного залпа сделали вылазку защитники «гуляй-города» во главе с Хворостининым. Воины Девлет-Гирея, атакованные с двух сторон, не выдержали и побежали. Их потери были огромны. По некоторым данным, Девлет-Гирей привёл обратно в Крым всего 20 тыс. воинов. По искусству манёвра и взаимодействия родов войск это одна из лучших русских побед XVI-XVII столетий.
Доблесть воеводы, князя Дмитрия Ивановича Старкова-Хворостинина, не знала границ. Ведь за два года до битвы при Молодях сторожевой полк князя Старкова-Хворостинина нанёс сильное поражение крымцам под Рязанью.
10 декабря 1582 года для замирения волнений черемисов в Казанскую землю были посланы полки князя И.М.Воротынского и князя Д.И.Старкова-Хворостинина. Сюда князь Д.И.Старков-Хворостинин был отозван с театра русско-шведской войны, где в феврале 1582 года авангард русских войск под его командованием на пути к Яму и Нарве обратил в бегство шведские войска короля Юхана III. Этот успех, впрочем, не получил развитие – русские войска вернулись в Новгород.
Чуть раньше, в июне 1581 года, участвуя в войне с Польшей, полки кн. Д.И.Старкова-Хворостинина, кн. М.П.Катырева-Ростовского и И.М.Бутурлина, переправившись через Днепр, совершили смелый рейд по окрестностям Орши, Могилёва, Шклова и других городов, с победой вернувшись обратно.
А своё последнее боевое крещение воевода получил в январе 1590 года, в начале победоносной русско-шведской войны, когда в битве близ Нарвы наголову разгромил выступившие навстречу шведские отряды. Ратным делам этого полководца посвящены многие страницы исторических исследований Р.Г.Скрынникова «Иван Грозный» и «Борис Годунов», вышедшие в 1980 и 1978 годах в Москве в издательстве «Наука».
Дворец (Дворцовый приказ) с 1576 года возглавлял бывший опричник кн. Ф.И.Старков-Хворостинин, старший брат полководца.
Ещё один брат, младший, – кн. А.И.Старков-Хворостинин летом 1593 года был направлен воеводой с 15-тысячным войском в Кахетию для оказания помощи царю Александру II с целью взять Тарки. В 1594 году Тарки были взяты и разрушены. Тяжёлый поход на Кавказ стоил жизни 3 тыс. воинов.
Род князей Старковых угаснет со смертью сына этого воеводы, князя Ивана Андреевича Старкова-Хворостинина, в келье Троице-Сергиевой лавры. Князь служил с 18 лет в чине кравчего и был в большой чести у царя Дмитрия Самозванца. Судьба его противоречива и драматична. Князь Иван Андреевич Старков-Хворостинин, кравчий из Ближней думы государя, в 1605 году был послан Дмитрием Самозванцем в поход против астраханских воевод, оставшихся верными династии Годуновых. Воевода прибыл в Астрахань в конце лета 1605 года с отрядом стрельцов и казаков. С момента гибели Дмитрия Самозванца (Лжедмитрия I) Астрахань радением кн. Старкова-Хворостинина превратилась в очаг сопротивления царю Василию Шуйскому и признала власть Лжедмитрия II (тушинскому вору служил в то время и брат воеводы кн. Юрий Старков-Хворостинин). В мае 1614 года астраханский воевода попытался напасть на мятежного атамана Заруцкого врасплох и захватить его вместе с царицей Мариной Мнишек, дабы предотвратить передачу Астраханского края Персии, но потерпел неудачу и едва спасся. 24 мая 1614 года воевода сдал город князю Ивану Одоевскому, подошедшему с севера с отрядом московских стрельцов, и был отправлен в Москву под сильным конвоем. Князя допрашивал царь Михаил Романов с боярами. Московский суд был недолог. Царь Михаил Романов издал именной указ о князе Иване Хворостинине:
«…известно всем людям Московского государства, как ты был при Ростриге в приближении, то впал в ересь и в вере пошатнулся, православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил».
О жизни князя И.А.Старкова-Хворостинина, последнего отпрыска Старковской династии, подробно можно узнать со страниц новой книги Р.Г.Скрынникова «Три Лжедмитрия», вышедшей в Москве в 2003 году в издательстве «АСТ».
Очевидно, что государев указ по делу кн. И.А. Старкова-Хворостинина о том, что князь, находясь при дворе Лжедмитрия I, якобы «увлёкся католичеством; с пренебрежением относился к обрядам русской православной церкви и ко всему отечественному» (комментарии С.М.Соловьёва) преследовал довольно прозрачную цель: устранить опасного соперника из династии, оппозиционной Романовым, под любым предлогом. Обвинение в «западничестве», отсутствии «патриотизма» в отношении представителя древнего московского рода не выдерживает никакой критики и явно надумано. Будучи одним из первых русских поэтов и историков, он, человек трагической судьбы, под конец жизни, подобно пушкинскому Пимену, инок Иоасаф и летописец.
Он похоронен уже при первых Романовых в Троице-Сергиевой лавре в 1625 году, а его стихи переиздаются и в наши дни.
Кн. Старковы-Хворостинины несколько упрочили свои позиции в Боярской думе при Грозном и его преемниках. Здесь в то время существовали две основные группы знати, хотя внутри их единство не всегда было прочным. Первую представляли княжеско-боярские семьи, связанные с земской средой (Романовы и Шуйские), вторую – те, возвышение которых определялось не родословными традициями, а придворной, в первую очередь опричной, службой (Годуновы). Возможно, близкими к последней группе, по мнению известного историка Зимина А.А., были окольничий кн. Дмитрий и дворецкий кн. Фёдор Старков-Хворостинин, служившие ранее в опричнине (к 1584 году в Боярскую думу входило 11 бояр и 5 окольничих во главе с 80-летним князем И.Ф.Мстиславским).
Первые же назначения в Думу после смерти Грозного (при его сыне Фёдоре), отразили рост влияния Бориса Годунова. Дворецкий кн. Ф.И.Старков-Хворостинин получает думный чин окольничего и упоминается с ним в октябре 1584 года. А к маю 1597 года кн. Ф.И.Старкову-Хворостинину из окольничих «сказано» быть боярином. 15 апреля 1593 года чин окольничего получил третий брат – кн. А.И.Старков-Хворостинин.
К концу 1597 года, накануне прихода к власти Бориса Годунова (болезненный царь Фёдор Иоаннович скончался в ночь с 6 на 7 января 1598 года), оказалась весьма противоречивой ситуация в Думе. Из 19-20 бояр Думы всего девять-десять принадлежали к кругу Годуновых, в том числе кн. Ф.И.Старков-Хворостинин, а из восьми окольничих – пятеро, считая кн. А.И.Старкова-Хворостинина. Тем не менее 17 февраля 1598 года Борис Годунов Земским Собором был избран на царство. Кн. Старковы-Хворостинины в те дни находились на гребне своего величия, в пике своей карьеры. В марте-апреле происходила церемония крестоцелования (присяги) Борису. В ней должны были принять участие все сословия. Для этого на места были посланы представители Боярской думы и дьяки. Так, в Нижний Новгород и Казань отправился с подобным поручением боярин кн. Ф.И.Старков-Хворостинин. В истории России Старковы-Хворостинины так и остались верными сторонниками Годуновых, позднее Лжедмитрия I (Дмитрия Самозванца), и ярыми противниками Шуйских и Романовых…
Роль же дворян Чебышевых в Смутное время куда более однозначна: в 1609-1611 годы Гавриил и Роман Афанасьевичи сражаются с польскими войсками Сигизмунда III в «осадном сидении» смоленской крепости, а Иван Афанасьевич – в составе дворянского ополчения Прокопия Ляпунова. Что касается чебышевского герба, то дополнительными элементами к геральдическому щиту являются корона (свидетельствует о суверенитете) в форме листьев сельдерея, а также мантия (традиционный атрибут парадного облачения монарха, как вариант, княжеская), выполненная из горностаевого меха, белого с чёрными хвостиками, и выпущенная из-под короны.
Каждый раз Чебышевы, восходя к вершине власти, (как было при петровских стольниках Чебышевых, при екатерининском вельможе, сенаторе и обер-прокуроре Синода П.П.Чебышеве и, наконец, при действительном тайном советнике П.Л.Чебышеве), претендовали на признание за ними княжеского достоинства якобы не перешедшего от их старшей ветви – Старковых-Серкизовых – к ветви младшей. «Нам не нужно чужое, нам отдайте своё!» - говорили представители этого славного рода. И в этом контексте обретает черты реальности исторический анекдот об очередном чудачестве сенатора П.П.Чебышева, отказавшегося от графского титула.
Где же следует искать географические истоки рода Серкизовых-Старковых-Чебышевых?
В ста километрах от Москвы, почти у самой Коломны (в 2 км от станции Пески Рязанской железной дороги), расположено, согласно путеводителю, древнее село Черкизово.
Село, пожалованное князем Дмитрием Донским за службу своему сподвижнику и любимцу воеводе Ивану Серкизу среди прочих подмосковных владений, становится вотчиной князей Старковых-Серкизовых. В течение двух столетий с лишним бояре Старковы-Хворостинины покрыли себя воинской славой на полях сражений, состоя на великокняжеской службе во главе передового (сторожевого) полка или большого полка в звании первого или второго воеводы. По семейному преданию, прозвище «Хворостинин» один из них получил «за редкую поросль бороды», когда густота и опрятность бороды служила одним из символов боярской чести.
Черкизово, расположенное на высоком правом берегу Москвы-реки, было любимым владением Старковской династии. С высокого утёса открывается великолепный вид на левобережье, поросшее у самой воды густым ивняком. За ивняком начинается луг, а за лугом сосновый бор – Конев бор. Вечерами вдали видны огни Коломны; село переходит в заливной луг с небольшими озерцами, где водятся караси; на его окраине попадаются древние захоронения, о которых старожилы ничего не знают.
На левом берегу Москвы-реки в лесистой местности спрятались старинные особняки. В наше время напротив села в старом сосновом бору, который тянется почти до Голутвина, находится дачный посёлок художников «Конев бор», где часто отдыхали на своей даче Герасимов и Тамара Макарова. Отдыхающие любили ходить в Конев бор за ранними маслятами и земляникой.
За Черкизовым – регулярный парк, называемый жителями Хлудовским парком, где до сих пор сохранились старые липовые аллеи. Хлудовские аллеи ведут в другой парк, обычно называемый Шервинским или «Шервудом», где в особняке долгое время проживала семья Шервинских. Рядом с усадьбой Шервинских высится красно-белая Никольская церковь (предположительно Баженов) с небольшим кладбищем и могилами князей Черкасских, бывших хозяев этих мест. Это место называется Старки или погост Старки, сохраняя имя своих первых владетелей.
Но где же в Москве располагалось Старковское подворье или усадьба князей Старковых, потомков ордынского царевича Ивана Серкиза? Согласно историческим исследованиям латиноамериканского писателя М.Д.Каратеева, Старковское подворье в XV-XVI веке находилось недалеко от Московского Кремля, в верхней части Великого Посада, у церкви Николы Старого, где ныне пролегает улица Никольская. Палаты бояр Старковых были добротными, просторными и хлебосольством своим славились на всю первопрестольную.
Боярский род князей Старковых-Серкизовых при первых Романовых угасает, а имение переходит в руки влиятельных в то время князей Черкасских, близких родственников правящей династии. Это происходит в 1689 году.
Новые хозяева отстроили усадьбу заново в стиле классицизма: был сооружён каменный дом-дворец с флигелями, разбит пейзажный парк из серебряных лип, прежняя усадебная церковь возобновлена в новых архитектурно-художественных формах.
После 1861 года усадьба начала приходить в упадок. Дворец обветшал. Роль дома в это время выполнял флигель, существующий в настоящее время. В наше время от всего усадебного комплекса, кроме флигеля, остались церковь и парк.
В середине XIX века усилиями дворян Чебышевых недалеко от усадьбы Черкизово были возведены строения усадьбы Старки, названной так по имени расположенного рядом старинного погоста. Чебышевы, младшая ветвь боярского рода Старковых, считали эти места фамильными и давно приценивались к ним. Наконец, при тетке великого русского математика Пелагее Павловне Чебышевой, вышедшей замуж за штаб-лекаря Иоганна Матвея Шервинского, Старки стали владением Шервинских. По дошедшим до нас сведениям, в приобретении Старков существенную помощь Шервинским оказал П.Л.Чебышев, всегда проявлявший заботу о своих близких родственниках. Он часто гостил у Шервинских, находясь в Москве: особенно любил наносить визиты своей двоюродной сестре Анне Ивановне и играть со своим племянником Васей. Точных сведений, сколько раз учёный гостил у сестры в Старках, в настоящее время нет.
Почему же Чебышев не останавливался ни в одном из своих московских барских домов? Ответ на этот непростой вопрос следует искать в одной из глав романа «Москва и москвичи»; в главе «Студенты» Владимир Алексеевич Гиляровский так отзывается о дворянах Чебышевых и их владениях:
«До реакции 80-х годов (XIX века) Москва жила своей жизнью, а университет – своею.
Студенты в основной своей части еще с 60-х годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощёные улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами.
Кроме того, два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых, с флигелями, на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами.
Первый дом назывался между своими людьми “Чебышевская крепость”, или “Чебыши”, а второй величали “Адом”.
Это – наследие нечаевских времен. Здесь в конце 60-х годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка “Ад”».
Как видно из вышеизложенного, знаменитый бытописатель старой Москвы дядя Гиляй знал и бывал в гостях у Чебышевых и оставил о них, в числе немногих, тёплые воспоминания.
Старками владели Шервинские очень долго: постановлением Советского правительства они были оставлены за выдающимся врачом-терапевтом Василием Дмитриевичем Шервинским. Светило мировой величины, основоположник клинической эндокринологии в России, В.Д.Шервинский (1850-1941) известен как профессор МГУ и директор в 1899-1907гг. факультетской терапевтической клиники, при которой открыл первый в Москве рентгеновский кабинет. В 1923 году – директор Института экспериментальной эндокринологии. В 1899-1923гг. – председатель Московского терапевтического общества. Именно он оставил многочисленные записки-воспоминания о жизни своего дяди и о старой Москве, и в наши дни не потерявшие значимости. Так, на вопрос А.И.Шервинской, в одно из посещений, «Мальчик любознательный, что бы ему почитать», Пафнутий Львович Чебышев задумался и ответил: «Знаете что, сестрица, дайте ему почитать "Историю Государства Российского" Карамзина». От Василия Дмитриевича Шервинского известна также одна любопытная фраза, однажды высказанная П.Л.Чебышевым: на вопрос, не собирается ли он, как член французской Академии наук, снова посетить Париж, он ответил отрицательно, добавив: «не надо их слишком баловать».
В двадцатые-тридцатые годы в Старки из Москвы часто приезжало семейство Чебышевых: Лев Петрович с женой Ириной Павловной и их дочкой Оленькой. Неподалёку, в дачном посёлке художников, проживали её подруги Оля и Люба Келер, внучки великого русского композитора П.И.Чайковского. Две Оли и Люба с большой охотой ходили играть в Шервинский особняк к сестрам Анюте и Катюше. Сестёр Шервинских отличала какая-то особенная природная красота, современникам запомнились их голубые глаза и длинные толстые косы. Сёстры в Старках жили постоянно, в войну у них было натуральное хозяйство: они выращивали даже хлеб и разводили в пруду рыбу. Учились они здесь же, в сельской школе в Черкизово.
В тридцатые годы в особняке у Шервинских часто гостила Анна Ахматова. И одно время, в 1940 году, проживала Марина Цветаева.
Замечательная русская поэтесса Ахматова посвятила Старкам своё стихотворение:
Под Коломной
Шервинским
... Где на четырёх высоких лапах
Колокольни звонкие бока
Поднялись, где в поле мятный запах,
И гуляют маки в красных шляпах,
И течёт московская река, -
Всё бревенчато, дощато, гнуто…
Полноценно цедится минута
На часах песочных. Этот сад
Всех садов и всех лесов дремучей,
И над ним, как над бездонной кручей
Солнца древнего из сизой тучи
Пристален и нежен долгий взгляд.
1943.
С. Лебедев
